Из книги: Mick St.Michael. KEITH RICHARDS IN HIS OWN WORDS. Omnibus Press, 1994. Вольный перевод А.Герасимовой

От переводчика: есть такая серия книжек, тонких, большого формата, с большим количеством фотографий, про всяких звезд - типа сборника интервью разных лет, но вопросы журналистов опущены, остаются только собственные слова - own words - главного героя. Я выбрала и перевела то, что лично мне показалось наиболее занятным. Составитель объединил тексты по темам, выделив их в отдельные главки. Названия главок в переводе сохранены. В скобках указаны даты того или иного высказывания. Надеюсь, сам текст, исключительно духоподъемный человеческий документ, скрасит впечатление от этого чересчур академичного вступления.

ГРУППА

Начало

Вам бы вряд ли понравилось там жить (с Миком Джаггером и Брайаном Джонсом на Эдит-Гров в Челси). Полный бардак, блядь. На стенах плесень, никогда в жизни никто не убирал... Ох, какой же там был срач! А я в сортире (сортир был, кстати, на общей лестнице - прим. перев.) приспособил магнитофон и на следующий день прокручивал, что там записалось. Удивительные вещи бормочут люди в сортире. "Эээх, как бы мне это, оооо... Оо! Получилось! Мммм! Замечательно!". Вот такая молодежная развлекуха.

Все, чего мы хотели - это играть и пропагандировать нашу любимую музыку. И, если повезет, регулярно выступать в клубах. Мы даже не мечтали об успехе, никогда бы не подумали, что можем прогреметь на весь Лондон, не то что на весь мир. Мы думали: здорово было бы найти постоянную работу в клубе, раз в неделю, чтобы люди танцевали. И вдруг этот раз превращается в неделю подряд, а неделя в месяц. Как взрыв.

Концертов не было, делать нам было нечего, и мы часами просто корчили друг другу рожи. Лучше всех получалось у Брайана... (1988)

Мы с Миком и Брайаном очень решительно были настроены. Не оставалось других путей, кроме как вверх. Мы были полны решимости продолжать играть вместе, а при этом тырили картошку из супермаркетов и сдавали бутылки, поэтому все могло стать только лучше, хуже было некуда. Трудно было, но и весело тоже. Нам всего-то было лет по 19. И на все было насрать. (1973)

Мик

Мы с Миком знакомы с детства, лет с пяти-шести. Потом я переехал, и мы долго не встречались.

И вдруг встречаю его опять - в электричке, блядь. Я в школу ехал, а он в свою - Лондонскую Школу Экономики, это год 1960-й, наверное. И у него подмышкой штук пять пластинок. Мы тут же друг друга узнали. "Здорово, чувак", - говорю. "Куда едешь?" - говорит. А у самого подмышкой Чак Берри, Литл Уолтер, Мадди Уотерс. "Чака Берри слушаешь, чувак?" Какое совпадение. Он говорит: "Да, и у меня еще несколько его пластинок есть, я написал этим, как их, "Чесс Рекордс" в Чикаго и получил подписку..." Ну, я его позвал чайку попить. Стали ставить эти его пластинки... Мы оба жили тогда на окраине Лондона, в Дартфорде.

Соперничество между нами - вещь совершенно ненужная. Просто Мик любит создавать такую атмосферу. Дело даже не во мне - он часто возражает или отменяет что-нибудь, просто чтобы отметиться на всем происходящем. По мне, сотрудничество гораздо важнее соперничества. Может, меня неправильно воспитали. Я вообще не любитель соревноваться. В соревновании есть неприятный привкус: раз ты выиграл, значит, другой проиграл. Всегда можно выиграть хитростью. Я знаю, что всегда могу победить хитростью, ну и зачем мне это? Ничего тут умного нет.

У меня всегда был избыток энергии. Мик думает, что он "гипер", что у него куча энергии, но это не так. Он быстро вспыхивает, но выносливости в нем нет. Видели когда-нибудь Мика после бессонной ночи? Не дай вам Бог.

Мику следовало бы перестать штукатурить лицо, а то это уже напоминает японский театр. Мик стареет и должен найти достойный способ вписаться в свой возраст, если хочет продолжать делать то, что он делает. Ему надо перестать носиться по сцене и задыхаться через десять минут. Встань, сука, перед микрофоном и пой. Черт побери, у тебя впереди двухчасовой концерт, начинай слегонца. Не надо все сразу выплескивать. Я могу умерить скорость музыки, но не ловить Джаггера.

Вообще я снимаю шляпу перед Миком. Я восхищаюсь этим парнем. В семидесятых, когда я торчал и только делал песни и не принимал участия в прочей деятельности группы, Мик все взял на себя и прикрывал меня. И это всегда меня в нем восхищало. Он вел себя абсолютно так, как положено другу. (1988)

Чарли

Это группа Чарли Уоттса - без него бы группы не было. (1986)

Больше всех я люблю Чарли Уоттса. В нем есть все те качества, которые я ценю в людях. Отличное чувство юмора, некоторая милая эксцентричность, настоящий талант, настоящая скромность. Главное, что он всегда терпеть не мог - быть поп-звездой. Он это искренне ненавидит. И дело вовсе не в имидже. Он хотел быть просто клевым чуваком, хипстером. И вдруг попал в этот расклад, совершенно чуждый его личности. (1988)

Не дай Господь снимут когда-нибудь кино про "Роллинг Стоунз"! Я бы ни за что не стал смотреть. Надеюсь, к тому времени я уже помру. Ладно еще Мика или меня - но кто сыграл бы Чарли? (1991)

МУЗЫКА

"(I Can't Get No) Satisfaction"

У меня в отеле был под рукой кассетный магнитофончик. Я нажал кнопку, взял гитару и разок сыграл эту последовательность - и на пленке слышно, как я уронил медиатор и захрапел. Наутро включил, послушал. Там две минуты акустической гитары, очень жесткий риф "Satisfaction" и сорок минут храпа. (1986)

Обычно Мик пишет слова, а я музыку. Берешь идею - "I can't get no satisfaction" или "Get off of my cloud" и от нее пляшешь. Одно цепляется за другое. (1974)

Честно говоря, я никогда не любил эту запись. Я ухватил риф... но я никогда не любил примочки, а тут я привязан к этой коробочке - фуззу, и никуда не денешься. А вы знаете, что нам просто не хватало трека для альбома и мы сочинили эту вещь, чтобы заполнить брешь? Я понял, что тут что-то есть, когда парни в звукооператорской запрыгали и закричали: "Сингл! Это сингл!" (1989)

"Jumping Jack Flash"

Веселое ощущение: как только берешь гитару и играешь этот риф, что-то происходит вот тут - в животе. Одно из лучших ощущений в мире: просто запрыгиваешь на риф, и он сам собой играет, сам играет тобой. Поразительное, сверхчеловеческое чувство. Точнее всего будет назвать его взрывом. Самый верный способ приблизиться к состоянию нирваны. (1991)

"It's Only Rock'n'Roll"

Поначалу этот трек был записан у Ронни Вуда Миком, Ронни и Кенни Джонсом. Ну и вот, привозит Мик эту запись в Мюнхен, я послушал - отлично, как раз то, что надо, в то время как все бегают и пытаются сочинить настоящий рок-н-ролл. А тут все так просто, прямо сказано. Мы тут же сели его переписывать, но дело в том, что Кенни Джонс так круто содрал манеру Чарли, что вроде как переплюнул самого Чарли. Чарли стал пытаться подражать Кенни, который сам подражал Чарли, и впал в такую паранойю, что я решил оставить изначальный трек. И в результате мы построили всю запись вокруг того, что сыграл Кенни. Сегодня идет настоящая борьба за сохранение сырого качества, вот этого самого мяса, которое можно извлечь естественным путем из приличной гитары, - за то, чтобы сохранить этот звук на записи, пронести его сквозь весь процесс микширования. Сквозь всю эту возню с "долби" и тому подобное. Эти штуки только выхолащивают хороший жесткий рок-н-ролльный звук, сводят его на нет. (1974. Прим. перев.: представляете себе? В семьдесят четвертом году человек уже почуял эту опасность!)

"Start Me Up"

Эта штука страшно долго пылилась на полке, мы про нее почти забыли. Дублей тридцать записали в реггей, и еще пару с прямым рок-н-ролльным битом. И для нас это был какой-то нескончаемый реггей-трек, записанный давным-давно. А потом - в самом конце пленки - обнаружился этот рок-н-ролльный вариант.

СОЛЬНЫЕ РАБОТЫ

Идея сольного альбома была для меня всегда Под Запретом, ведь это подразумевает допущение, что я не могу удержать мою группу, "Роллинг Стоунз", от распада. Не то чтоб такая уж тяже-о-олая мысль, но где-то там в глубине (показывает на голову) она присутствовала. И кроме того: с кем я, нафиг, буду играть после 25 лет игры с Чарли Уоттсом? Понимаете, да? Насколько я вообще хочу во все это ввязываться? Так что года два у меня ушло на раздумья. (1988)

"Ex-Pensive Winos" - это было неофициальное название группы. Как-то я их застал втроем распивающими за ударной установкой бутылку лафита "Ротшильд". Я говорю: прекратить немедленно, алкаши (winos)! А они говорят: это ж лафит "Ротшильд", чувак, мы - ДОРОГИЕ (expensive) алкаши! Ну, а потом мы решили это немножко изменить, и получились Ex-Pensive Winos (pensive - задумчивые, печальные - прим. перев.). Тут все хитро! (1988)

"Talk Is Cheap"

У меня есть более четкие, более профессионально сделанные дубли всех этих песен, но чем больше их совершенствуешь, тем больше теряется инстинктивное начало. Инстинкт - вот что для меня главное.

В основном все это записывалось, как это делалось в "Роллинг Стоунз", вживую в студии, что сейчас считается, очевидно, нововведением. Уж не знаю, почему. Для меня это одна из основ того, как записывать рок-н-ролл. Спонтанность, акустика помещения, свободное растекание звука. Пусть звук гуляет по комнате, а не рассовывается чистенький по отдельным коробочкам. Для меня как музыканта исходный материал - тишина, и дело музыканта - возня, ебля с этой тишиной. То же самое живопись - перед тобой прямоугольное пустое пространство, и ты плещешь в него краской. (1988)

СОЧИНЕНИЕ ПЕСЕН

Первые опыты

Думаю, тут в первую очередь Эндрю (Олдхэм, первый менеджер "Роллинг Стоунз") виноват, потому что мне бы самому и в голову не пришло писать песни. Я считал себя гитаристом, и все. Мик тоже не собирался этим заниматься. Иногда мы, еще с Брайаном, пытались что-то такое делать, но тут же бросали. А Эндрю просто заставил нас с Миком сесть и попробовать, и протащил нас через этот неизбежный начальный период, когда все, что пишешь, выходит абсолютной ерундой. Просто переписываешь чужие песни. Пока не начинаешь писать свои собственные. Именно Эндрю настоял на том, чтобы мы этим занялись. Может быть, потому что хотел устроить группе промоушен и выжать из нас максимум. (1973)

То, что мы с Миком пишем песни, очень сильно задело Брайана. Он никак не мог с этим смириться. И оправиться так и не смог. Чем дальше, тем больше он терял интерес. В конце концов, приходя в студию, он должен был играть и разучивать вещи, которые мы сочиняли. И это все больше и больше его угнетало.

В общем можно сказать, что в основном я сочинял музыку, а Мик - слова. Но это только в общем и целом, а на самом деле все перемешано, даже в каждой отдельной вещи. (1986)

Я не могу появиться в студии с готовой песней, с напечатанным на бумажке текстом, и сказать: вот так и так, давайте играйте. С тем же успехом можно было бы нанять сессионных музыкантов. Я прихожу с зародышем идеи, с маленьким червячком. Чем меньше червячок - тем лучше, я даю им его, скармливаю им его и смотрю, что они будут с ним делать. Только так и получается пластинка "Роллинг Стоунз": не то чтобы я говорил всем, чего я от них хочу - они сами разрабатывают идею, делают из нее то, что хотят. (1973)

Странное дело, но самый главный кайф - это предвкушение песни. Знать, что написал что-то, что может стать нашим следующим синглом - вот кайф. К тому моменту, как вещь уже выброшена на рынок, я уже забываю о ней и мы, как правило, пишем что-то новое. (1974)

Песни не "создаются", нельзя сказать, чтобы они были полностью твоим созданием. Ты как-то цепляешь их из воздуха, если достаточно чуток, и говоришь: "Вот тут вроде бы что-то есть", и это "что-то" говорит: "Я достойно того, чтобы со мной повозиться, поиграть меня, прикинуть, что к чему". И если достаточно долго держаться за этот хвостик, вдруг, глядишь: "А вот и я, я готово". То есть надо все время прислушиваться к механике песни и чутко следить, что она пытается тебе сказать, пока ты ее делаешь.

С тех пор, как я стал писать песни, я всегда делаю это с удовольствием, и, думаю, Мик тоже. Я никогда не знал, что такое затык, "творческий кризис". Главная проблема - какие песни выбрать для записи. По сравнению с записанным материалом то, что попадает на альбом - верхушка айсберга, и в конце концов выбираешь те вещи, которые группе по зубам. Про какие-то говоришь: "Эта песня мне нравится, но с ней будет слишком много возни", или: "Эту отложим, пусть настоится как следует", и приберегаешь их на потом. А занимаешься вплотную теми, которые наиболее разработаны, и группа уже в достаточной степени ухватила их суть. От этого многое зависит. По крайней мере, лучше так, чем когда песен не хватает.

Иногда сочиняешь песни прямо на записи, между дублями, наковыряешь что-нибудь и говоришь: "Запишем-ка вот это на два канала, прибережем на будущее", так что, записывая пластинку, сочиняешь песни для следующей... Накапливается куча кусков, обрывков, на которых потом строится новый альбом. Так и работаешь. Ни с "Роллингами", ни на каких других сессиях никогда у нас так не было, чтобы кто-то приходил с готовым текстом на листочке и говорил: "Так, мол, и так", потому что все равно в результате все получится иначе. (1988)

Я не думаю, что люди, сочиняющие рок-н-ролл, должны беспокоиться насчет "Искусства". Во многом это просто ремесло, особенно если долго этим заниматься... Лично для меня "Арт" - всего лишь краткая форма от имени "Артур". (1986)

Сначала мы с Миком думали, что писать песни - это не для нас. Кто-то умеет делать седла, а кто-то подковывать лошадь, это разные вещи. Мы пытались объяснить это Эндрю (Олдхэму), но он просто запер нас на кухне на целый день и сказал: пока не напишете, не выйдете отсюда. Пришлось сесть и сочинить "As Tears Go By", которая потом в исполнении Марианны Фэйтфул заняла первое место в чартах. И мы подумали: ага, значит, можем. Потому что сами мы тогда такую песню ни за что в жизни не стали бы играть. Хотели написать "Хучи-кучи мэн", а вышли чуть ли не "Зеленые рукава". Зато появилась какая-то уверенность: получилось один раз, получится и второй. (1988)

Да, я вполне представляю себе, как писал бы для других. Я вполне могу. Никаких особенных усилий не потребуется. Другое дело, что это отнимет время, предназначенное для "Роллинг Стоунз". Основное время уходит на подготовку материала, заготовку кормов для "Роллингов" на год. Но если что-то изменится, я не сомневаюсь, что мог бы писать - да хоть для королевы-матери. (1973)

КОНЦЕРТЫ

Гайд-парк, июль 1969

Когда еще увидишь Гайд-парк таким: сплошные люди и деревья! На самом деле, честно говоря, был бардак. Как массовое сборище - фантастика. Но незадолго до того умер Брайан Джонс и мы только что взяли Мика Тэйлора. Некоторое время мы не играли концертов, и вообще организовано там все было крайне слабо. Никто не понимал, что происходит, звук отвратительный. И все же это был один из тех немногих концертов, когда никто не помнит деталей, но, сойдя со сцены, все смотрят друг на друга и говорят: да, наверное, сегодня мы действительно были лучшей рок-группой в мире. Это великолепное ощущение, когда совершенство превосходит все ожидания.

Альтамонт, декабрь 1969

Было не то чтобы страшно, но с некоторым адреналинчиком: кто же все это подстроил? Пятьсот тысяч человек, где-то поножовщина, "Ангелы ада" под кислотой и дрянным алкоголем - "Thunderbird"! Унять их можно было, только напугав их в ответ - но никак не поддаваться страху или панике. Другое воспоминание: настоящий побег. Все бегут на вершину холма к грохочущему вертолету. Прямо Вьетнам. Надо было прыгать и карабкаться по веревочной лестнице. И сваливать, спасаться. Пропуская женщин вперед.

Альтамонт научил нас одному: никогда больше так не делать. Кстати, рок гораздо лучше звучит в помещении на двести человек. Честное слово. (1988)

Гастроли

Единственное, чего я боюсь - это завалиться на сцене. Звучит абсурдно, но как-то в Гамбурге я действительно поскользнулся на гамбургере и чуть не упал со сцены. (1978)

К сожалению, сейчас, чтобы организовать гастроли, надо несколько месяцев. Я и рад бы обзвонить парней и сказать: "Давайте поиграем вечерком!". Но сейчас это целое дело - всякое там секьюрити и прочее говно. (1973)

Когда группа начиналась, мы рассчитывали на два-три года. А теперь мы подсели на это, и гастроли нам совершенно необходимы. Нужен постоянный контакт с живой аудиторией. (1982)

КУМИРЫ И СОВРЕМЕННИКИ

Когда я начинал играть на гитаре, мысль о том, чтоб поиграть с Мадди Уотерсом, звучала так: "вот когда я умру и попаду в рай... если только попаду, и он тоже...". Но мне на самом деле удалось поиграть с ним, Джоном Ли Хукером, Хаулин Вулфом, Скотти Муром, в небольшом зальчике, спрашивая: "Как вы это делаете?"... Со всеми с ними удалось поиграть. Чего еще желать от жизни? При этом мне же еще и деньги платили! (1992)

Это же, блядь, настоящая трагедия, когда в европейском турне перед нами играют Джуниор Уэллс и Бадди Гай, а их освистывают. Правда, Бо Диддли и Чак Берри - особая статья, они как-то адаптировались. (1974)

Когда в 1964 году мы пришли записываться на "Чесс Рекордс", Мадди Уотерс белил потолок! Стоит себе на стремянке, весь в белом - видимо, те, у кого не очень продавались пластинки, должны были приносить студии какую-то пользу. Кто-то говорит: "Познакомьтесь, Мадди Уотерс", мы задираем головы, а он стоит на стремянке и белит потолок. Мы чуть не упали: "Как так? Это у него хобби, что ли, такое?"

Джими Хендрикс был милый парень, очень похож на меня тем, что тоже искал место, где спрятаться. Просто спрятался слишком глубоко, вот и все. Когда мы познакомились, он был очень скромный и замкнутый. Дело в том, что если хочешь играть как следует, учти, что легко не отделаешься: надо прыгать выше головы, нарушать границы. И, конечно, оно может выплеснуться и заполонить твою жизнь.

В шестидесятых Боб Дилан показал нам всем новый подход, новый способ писать песни. Он шел от фолковой традиции, где гораздо больше возможностей, и показывал, что рок-н-ролл не обязательно должен вписываться в формулу "куплет-припев-куплет". В то время мы все друг друга подкалывали. Боб, конечно, тот еще гад. Помню, говорит мне: "Я бы мог написать "Satisfaction", Кит, а вот ты не мог бы написать "Desolation Row". - "Да, - говорю, - тут ты прав, Боб!" (1992)

Однажды Арета Франклин пригласила меня сыграть с ней "Jumping Jack Flash". И я подумал: чего ж тут трудного, уж эту песенку я знаю! Аккорды помню! Было где-то полгода, как умер Ян Стюарт, и "Роллинги" решили сделать перерыв. А мне же надо что-то делать, я играть хочу. Терпеть не могу болтаться без дела! Работать с Аретой было одно удовольствие. Самая поразительная вещь - это ее голос, считающийся чуть ли не национальным достоянием Америки, причем она, когда поет, непрерывно курит. Дионн Варвик вот тоже так, буквально одну от другой прикуривает. И какие у обеих голоса! Может, и мне начать больше курить? (1988)

БЛЮЗ И РОК-Н-РОЛЛ

Думаю, есть три причины, почему британские тинэйджеры не врубаются в американский ритм-энд-блюз. Во-первых, музыканты старые, во-вторых, черные, и в-третьих, некрасивые. (1965)

На самом деле во всем мире есть только одна песня, которую, наверное, еще Адам с Евой друг другу напевали, а все остальное - только вариации в той или иной форме. (1989)

Музыка - необходимая вещь. После еды, воздуха, воды и тепла это предмет первой жизненной необходимости. Правда, то, на чем ее играют - это предмет роскоши. А весь этот пиар, индустрия развлечений - присосавшаяся пиявка, отвратительный элемент. Но когда входишь в моду, он несколько ослабевает. (1988)

С самого начала чувствовалось: зреет могучая сила, но казалось, что она имеет отношение только к музыке. Ну, подумаешь, пошумит народ на концерте, разнесет зал. Мы не ощущали подрывной силы рок-н-ролла, не понимали, что он несет зерна чего-то гораздо более мощного - и тут оно проявилось: рок-музыка превратилась в политическую и социальную силу. Может быть, рок-н-ролл имеет гораздо большее отношение к развалу Восточной Европы, чем кто бы то ни было готов признать. (1991)

Жив ли до сих пор революционный дух в рок-н-ролле? Уверен, что да. Знаете, иногда казалось, что "Роллинги" приставили пистолет к виску всего мира. А иногда - наоборот. (1992)

В музыке хорошо то, что на самом деле она не имеет значения и может распасться в любой момент. Все время как будто балансируешь. Падаешь и тут же встаешь опять. Я, наверное, давно уже преодолел свой страх упасть в глазах публики. "Виноват, начальник!" Тут для меня самое интересное. Ты готов упасть, ты не хочешь падать, но знаешь, что можешь подняться. Вся музыка - сплошные красивые падения и вскакивания. Именно поэтому такие вещи, как программирование, могут задушить ее насмерть. Запрограммированная музыка может быть в лучшем случае "неплохой". Но мы-то здесь затем, чтоб она была охуительной!.. (1992)

Рок-н-ролл - естественный ритм нашего поколения. Пока это поколение живо, с ним будет жить рок-н-ролл. Но сейчас выросло новое поколение, и оно ищет свой ритм. У каждого поколения свой собственный ритм. У наших родителей был свинг, у нас рок, сегодня молодежь берет что-то из нашего и приспосабливает к своему времени, к своему мироощущению. Посмотрим, что получится. Пока, к сожалению, получаются ритмы пишущей машинки. Люди нажимают на кнопки. Но, может быть, это и есть ощущение нынешнего поколения? (1991)

ГИТАРЫ И ГИТАРИСТЫ

Мой дед Гас Дюпре, мамин отец, поощрял меня, ничего не навязывая. Раньше, в тридцатые годы, он играл на саксофоне в джаз-банде. Когда я приходил к нему, на пианино всегда лежала гитара. Лежала, и все, он как бы не обращал на нее внимания. Только через несколько лет, в разговоре с одной из моих теток, я выяснил, что он клал туда гитару только к моему приходу. Стоило мне уйти, и она опять оказывалась в чехле. Но я-то думал, что это неотъемлемая деталь их дома. Представляете себе, какой был мудрый дед?

"Роллинг Стоунз" прежде всего двухгитарная группа. Мы с этого начинали. И весь секрет нашего звука, если там есть какой-то секрет, заключается именно в сочетании двух гитар.

Иногда я смотрю на гитару и думаю: всего-навсего шесть струн, 12 ладов. Но чем больше играешь, тем больше из этого получается. Иногда это настолько просто, сам удивляешься: как же я не додумался тридцать лет назад! Непредсказуемым образом, в страннейшем порядке приходят идеи. Проникнуть бы только в тайну их возникновения... Непостижимая вещь. (1989)

Как-то стало скучно, затхло, застоялся я в обычной концертной настройке - знаете, обычная настройка шестиструнной гитары - и некоторое время сидел и возился с какими-то старыми блюзовыми настройками, что-то новое выдумывал, и, наверное, еще поэтому на пластинке "Beggars Banquet" немножко другой звук - благодаря всем этим настройкам и тональностям. Как я обычно говорю насчет пятиструнной настройки - на открытом "соль": для нее нужно пять струн, три ноты, два пальца и один хрен (arsehole). Благодаря этому как-то освежился мой интерес к гитаре: ставишь пальцы на привычные места, а звучит что-то неожиданное, на обычной настройке такого не бывает, слишком хорошо ее знаешь. Сначала кажется: "Так, это неправильно", покрутил колки - и вот уже другая настройка, и вдруг как будто прямо инструмент другой. (1988, про 1968)

Мой любимый "Киф-риф"? (Keef - "кайф" - вроде прозвища от Keith, прим. перев.). Да я все время его играю! Это все одно и то же, варианты одной и той же старой штуки! (1992)

Надо же с чего-то начинать! Я поражаюсь, насколько многие начинают с подражания мне. Приятно, что вдохновил столько народу - правда, иногда кажется, что одежда, которую носишь, не менее важна, чем то, что играешь, тут палка о двух концах. Но вообще это нормально, я сам, когда начинал играть, об одном мечтал: играть как Чак Берри. Думал: вот научусь, буду самым счастливым человеком в мире. (1992)

ШЕСТИДЕСЯТЫЕ

Я пытался почувствовать себя в шкуре кого-то, кто не жил в шестидесятых. Странное у вас, должно быть, восприятие, искаженное. Кое-что вообще не соответствует действительности. Все равно что в мое время разговоры о "ревущих двадцатых". Удивительное было время, особенно если, вроде нас или вроде "Битлз", живешь и думаешь: вот было бы здорово, если бы то-то и то-то произошло. И вдруг оно происходит! Осуществляются все твои фантазии, когда ты валялся и мечтал: "а нехило бы все это малость расшевелить!" Но ты и помыслить не мог, какой оно примет размах - хотелось малость расшевелить, а не устраивать глобальные революции. Совершил революцию при помощи гитары - ну и что теперь делать? (1992)

Болезненный был год. Великий год. 1967-й был годом перемен для всех. Годом взрыва драг-культуры, если такая бывает. Выхода на поверхность из подполья. Все заговорили об этом. И весь год мы провели в страшной драке с полицией и судьями. Я вообще, как увижу униформу, чувствую себя не в своей тарелке, так что разбираться с ними в течение целого года было весьма утомительно. Это выбило нас из колеи года на полтора. (1973)

ВЛАСТИ

Суд есть суд, вечная история: мы и они. Я нахожу это несколько утомительным. Я свое отпахал на скамье подсудимых - почему не трогают "Секс Пистолз"?

Я наклонился поменять волну на радиоприемнике, и машина слегка вильнула. Тут же со стоянки отчаливает патрульная машина и стопорит нас. Потом меня обвиняют в "сокрытии оружия", то есть перочинного ножика со всеми прибамбасами, включая консервный нож и приспособление для выковыривания камней из лошадиных подков. (1975)

Как я уже сказал много лет назад, у меня никогда не было проблем с наркотиками - только с полицией.

В студии ты был практически неуязвим. Можно было запереться там и забыть обо всех драчках, происходящих снаружи. Что бы там ни было на следующее утро, пусть даже пятеро ментов будут ждать твоего пробуждения... но это уже другая история. Весь западный мир находился тогда примерно в одном состоянии: в смятении и растерянности, кто-то называл это революцией, другие - бардаком и анархией. На самом деле царил настоящий хаос, и только в студии можно было временно восстановить какой-то порядок и здравомыслие. (1988)

Мы никогда не пытались сознательно кого-то шокировать. Мы просто отвечали на зов природы. (1979)

Я до сих пор утверждаю, что был вообще ни при чем. Я просто сидел в машине и наблюдал. Парням надо было поссать, гараж закрыт, туалета нет, а Билл Уайман у нас главный ссун всех времен и народов - как начнет, не может остановиться - причем сам-то он маленький, и где у него все это хранится, непонятно... Короче, его хлопают. Мент говорит: ты арестован, сынок, а Билл знай льет ему на ботинки, никак не может перестать. (1988)

Когда дошло до дела, они так и не смогли ничего на нас повесить. Единственное, что пришили мне - то, что люди раскуривались у меня дома. Трава-то была не моя. Единственное, что пришили Мику - это четыре таблетки амфетамина, купленные легальным образом в Италии. На тех, кто с нами был, компромата было больше, но в них не были заинтересованы.

Большинство заключенных были отличные ребята. "Ты как тут оказался?.. Вот ублюдки. Просто ты им был нужен." "Тут, - говорят, - тебя давно уже ждали". "Спокойно, ребята, - говорю, - я долго не просижу..." На апелляции все было решено за десять минут. Просто со свистом. Судья говорил мне такие вещи, что, поймай я его одного, я б ему шею свернул...

В Америке

Во время наших первых гастролей на Юге никого особо не волновало, что мы играем черную музыку. Больше всего южан оскорбляли тогда наши волосы. Однажды нас свинтили за купание без лифчиков. Дело было недалеко от Саванны, штат Джорджия. Проезжавшие мимо люди донесли, что видели возле пруда девок в одних трусах. Примчалась полиция, и чем ближе они подъезжали, тем глупее, должно быть, себя чувствовали. Особенно когда услышали южно-лондонский акцент: "Але, приятель, что за дела?!" (1989)

Мне сильно повезло, что у меня никогда не было серьезных проблем с американской полицией. Может, они начали наконец что-то понимать. Может, поняли, что случилось с Брайаном Джонсом - это была чистая мания преследования. Для многих людей Голливуд - это тупик. Это убийца, и если ты слаб, ты пропал. Когда мы репетировали в Нью-Йорке, мы пытались разыскать Джона Леннона и вернуть его к нормальной жизни. Что это такое - Джон Леннон пасет коров на ферме в штате Нью-Йорк? Что за хуйня? (1978)

Я их не боюсь. Я зверею. Я никого не боялся со времен школы, когда стоишь у стенки, а напротив школьный бычара: "Я тебя размажу", ну размажь, хули делать? Вот тогда было страшно. А когда мне полиция села на хвост, мне если и было страшно, то на другом уровне. Я не боялся, что они что-то смогут мне сделать: они так работают, что только самих себя выставили бы идиотами. Мне за страну стало страшно. Как всякий нормальный английский школьник середины пятидесятых, я вырос в твердой уверенности, что Скотланд-Ярд неподкупен. А тут у меня как шоры с глаз свалились. Но еще страшнее, чем коррупция, была их невероятная некомпетентность. Вожатый отряда бойскаутов и то умнее. До чего тупые! А как подкидывают улики - найдут белый пакетик и кричат: "Ага, попался!" Чистый "Monty Python"... (1992)

SEX & DRUGS Когда все началось, я был обычный, ничем не примечательный 19-летний парень. Меня выставляли из ночных клубов, девки мне язык показывали, знаете, как бывает. И вдруг - Адонис! И до того это забавно, ну, полный идиотизм. Становишься весьма циничным. И как-то ведь надо соответствовать - вот засада! Сейчас, будучи в счастливом браке и все такое, вспоминать смешно, но понадобились годы, чтобы как-то все это взять под контроль. (1974)

Нам говорили: "Во всем зале ни одного сухого кресла". Похоже, так оно и было. (1971)

Знаете, как раньше летчикам на бомбардировщиках давали "бенни" (бензедрин), чтобы поддерживать боевой дух? Так и мы поначалу употребляли вещества, чтобы продержаться очередной концерт. Потихоньку становишься разборчивее, ищешь вещества получше... пошикарнее. Сам не замечаешь. Тебе вообще наплевать. Ничего особенного. Это сейчас наркотики стали проблемой, и совершенно правильно, потому что на них подсаживают зеленую молодежь. Это, конечно, мерзость. Но если ты работающий музыкант - ситуация другая. Никто тебя не подсаживает, ничего не втюхивает. Просто зона высокого риска, вредное производство. (1988)

Люди все равно ненавидят самих себя. Если бы не героин, они ненавидели бы себя за то, что едят морковку. Бьюсь об заклад.

Люди всегда пытаются обобщать. Посадите за этот стол 20 человек, дайте каждому по пять стаканчиков виски и увидите, как по-разному это подействует. Кто-то окажется под столом, двое останутся совершенно трезвыми, другие будут в разной степени навеселе. Все на всех действует по-разному. Лично у меня такой вот блядский метаболизм.

Уж не знаю, везение это или какая-то подсознательная осторожность, но я никогда не вырубался в чужом туалете. Я считаю это верхом неприличия. А сколько людей поступало так у меня дома! Что по наркоманскому этикету нехорошо... (1978)

Под кайфом или нет, играл я одинаково. Первые семь лет, если только не в турне, я сидел вот так же за столом, писал что-нибудь, разрабатывал какие-то идеи, слушал записи и вообще делал то же, что обычно. Не менять же мне свою жизнь только потому, что я принял какое-то количество белого порошка. Героин никогда не был для меня способом что-то изменить.

Дело в том, что когда возвращаешься из турне, сталкиваешься с необходимостью тормознуться, унять энергетический выброс. После двух-трех месяцев гастролей сложно приспособиться к полному покою. Вернуться к совершенно другому ритму. И я обнаружил, что героин помогает мне замедлиться, расслабиться, очень мягко и постепенно. Вроде бы и приятно вернуться домой, но мешает переизбыток энергии. Мне действительно хотелось радоваться домашнему покою, я месяцами ждал этой радости, хотел ее, но не мог ощутить. Единственное, с чем я не могу справиться - это с внезапными переменами ритма жизни. С помощью веществ гораздо легче замедляться и ускоряться. Но тормозов-то нет...

Я никогда не чувствую вины из-за кайфа. Не думаю, что кто-то вообще чувствует вину из-за кайфа. Чувство вины коренится в чем-то другом. Кто-то просто хочет чувствовать вину. Им это нужно. И героин - лучший способ ощутить свою вину. Прекрасный предлог. Я, конечно, виноват в каких-то вещах и чувствую это, но героин тут ни при чем. Если бы он вызывал у меня чувство вины, я ни за что не стал бы его принимать. Ни за что не согласился бы чувствовать вину из-за кайфа.

Я не хотел бы сожалеть о том, что в моей жизни был героин: он меня многому научил. Это была немалая часть моей жизни. Я прошел через него, я справился с ним. Я бы сожалел, если бы не справился с ним или передознулся бы. Вот тогда бы я точно сожалел. Многие из моих друзей по праву должны были бы быть здесь - но их нет, и все из-за него. Но если кто-то хочет попробовать героин, по-моему, нет никакого смысла говорить ему: "не пробуй". Иногда это, наоборот, только усиливает тягу. Я по себе знаю. Если я о чем-то и сожалею, так это о том, что наркотики доступны совсем молодым людям, детям. (1982)

Я меняю имидж. Собрался вот зубы полечить в Швейцарии... Я болею только когда бросаю торчать. (1974)

Я бросил торчать, когда врач сказал, что мне осталось жить полгода. Если хочешь сдохнуть - сдохни элегантно. (1974)

Есть очень жесткие способы лечения, но последние достижения медицины значительно облегчили процедуру. Можно избежать ломок посредством электротерапии. Все это катание по комнате, знаете ли, это для кино. Просто ложишься в больницу дня на два-три. Никаких иголок. Берут электрическую батарейку и крутят тебе между ушей. Главная проблема - удержаться от соблазна подсесть по новой. (1977)

Я почистился, когда меня арестовали в Канаде в 77-м году. Я подумал: если я не хочу больше подсаживаться и хочу остаться на свободе, пора остановиться. (1988)

Я никогда не собирался торчать всю жизнь. Я почистился, потому что сам захотел. Только так и можно.

Считал ли я себя неуязвимым? Нет. Я всегда ухмылялся, обнаруживая себя первым в списке смертников. Зная себя, я считал, что никогда не выхожу за грань безопасности, хотя позже осознал, что на самом деле был гораздо ближе к ней, чем предполагал. Я всегда считал, что контролирую ситуацию. Но, блин, именно это делает с тобой героин. Внезапно обнаруживаешь, что ты суперзвезда, надо куда-то спрятаться, ну я и спрятался в него, в качестве эксперимента. Только этот эксперимент зашел слишком далеко. Но я не жалею. Он помог мне как-то устоять на земле. Даже почти что под землей! (1992)

Лучше быть легендой, чем мертвой легендой. (1988)

СЕМЬЯ

Каждую ночь бедняга (отец) обнаруживал, что я сижу наверху лестницы с гитарой, отбивая такт об стену. На самом деле он был молодцом. Только бормотал: "Прекрати этот шум, черт побери."

В какой-то момент стало ясно: или он, или я. Вскоре мать с отцом развелись. Я болтался по всему свету, и мы никогда с ним не встречались. Потом потихоньку началось: то письмецо, то открыточка. Я писал ему и через год получал ответ: он не знал, куда писать, я сегодня в одной стране, завтра в другой, послезавтра вообще под арестом. Я все время думал: он знать меня не пожелает, я вырос полной противоположностью тому, чего он хотел. Наконец в 82-м году я пригласил его к себе: давай увидимся, если ты не против. Он согласился, и я ожидал увидеть того человека, с которым расстался 20 лет назад. Я думал, он вылезет из машины - и бац мне по зубам! Тут открывается дверца машины и появляется такой старичок, и я понимаю: это мой папа. Он подошел и говорит: "Здоров, сынок, ну как оно?" И сразу стало ясно, что все будет хорошо. Теперь он живет недалеко от меня, по пятницам мы иногда играем в домино. (1988)

У меня самые нормальные дети в мире. Мой 19-летний сын Марлон порой позволяет себе капельку шампанского. В свои пять, шесть, семь лет он был моим гастрольным менеджером, заботился обо мне, когда я торчал на героине. Все видел. Для него нет в этом ничего особенного. Просто что-то такое, что папа принимал. Но мы держались вместе и любим друг друга. (1988)

Как только родилась младшая дочка, врач, принимавший роды, подошел ко мне в темноте и протянул пять альбомов "Роллинг Стоунз" на автограф. Вот же сумасшедший мир... (1991)

Появилась такая необходимость - записываться у меня. Искали место для записи, какую-нибудь ферму в горах. Но найти не смогли, поэтому все обернулись и посмотрели на меня. Я посмотрел на Аниту и говорю: "Что ж, детка, придется нам взять это на себя". Иногда Аните приходилось готовить на 18 человек. Кухню в подвале превратили в студию. И с тех пор я часто слышу странные истории о том, как я якобы неизвестно куда исчезал на целые часы. Но они прекрасно знали, где я. Я укладывал Марлона спать, что довольно сложно, когда у тебя в подвале грохочет вся эта ебаная рок-группа. (1976)

АНГЛИЯ ВСЕГДА ОСТАНЕТСЯ ДОМОМ

Я не могу забыть, что я англичанин. Но меня до сих пор бесит, что нас вытолкали из страны. Мы не могли дать им столько денег, сколько они хотели (По британским налоговым законам, при своих заработках "Роллинги" должны были отдавать государству чуть ли не 99 пенсов с каждого заработанного фунта - прим. перев.), и пришлось уехать. Но что самое восхитительное - они в самом деле считали, что три парня с гитарами могут угрожать социальным устоям страны. (1988)

Я очень люблю Англию. Думаю, Бекингемский дворец был бы моей любимой резиденцией. Но они меня выгнали! Я продал свой дом на Чейн-Уок, потому что он разваливался. Продал какому-то арабу, который не знал, что он разваливается. По набережной Темзы разрешен проезд грузового транспорта, и от этого расшатываются прекрасные старые дома. Уже много лет власти собираются пустить грузовики по кольцу или в объезд, но, должно быть, все денег жалко. Я пытался делать ремонт, но через три месяца опять появляются трещины. Это дома времен королевы Анны, чувак, им не под силу тягаться с гружеными фурами. Ну, я и сдвинул его арабу, который, небось, и не слышал никогда про королеву Анну. (1988)

СЛАВА Я сыт по горло всей этой публичностью. Я прекрасно обошелся бы без нее, потому что с ней связаны сплошные неудобства.

Сколько же дерьма в музыкальном бизнесе, во всех этих поп-звездах! Уж лучше интервью в стиле 1961 года: "ваш любимый цвет" или "Элен вбежала в комнату". Не чудесно ли? Что бы ни делала звезда, все было хорошо. Разве сравнишь с этими надутыми уродцами - сплошное говно. (1973)

Я всегда считал чудом то, как "Битлз" и мы ворвались в музыкальную иерархию, чтобы сделать свое дело. Не знаю, может ли такое произойти сейчас - слишком много народу задействовано, а люди с деньгами слишком дрожат за их сохранность. При таком подходе хорошая музыка никогда не пробьется. (1992)

Не надо приукрашивать "Роллинг Соунз". Никто из нас от куска хлеба не откажется, но никоим образом невозможно приманить Чарли Уоттса или любого из нас только на кусок хлеба. Нами движут музыкальные соображения. Каждый из "Роллингов" до сих пор любит музыку, которую играет, и каждый не вполне удовлетворен собой как музыкантом. Но мы стараемся совершенствоваться. Достигнем ли мы совершенства - это вопрос, и он остается открытым. Но если мы сохраним свой неподдельный энтузиазм, то, возможно, встретим будущее с храбрым лицом! (1991)

СТАРЕНИЕ Как известно, старые черные играют всю жизнь. Старые блюзовые негры играют, пока не упадут замертво... В рок-н-ролле, без сомнения, есть какая-то фатальность. До середины шестидесятых самой распространенной рок-н-ролльной смертью была авиакатастрофа на чартерном рейсе. С тех пор и поныне первенство держит наркотический передоз, но все погибшие от передозировки, насколько я знаю, и без того страдали какими-то физическими недугами. Я с большой надеждой смотрю в будущее. По мне, все это крайне увлекательно... и чревато сюрпризами. Даже когда тебя арестовывают... неприятно, конечно, но во всяком случае не скучно. А самое худшее для меня - это когда скучно. (1978)

Никто никогда не говорил Мадди Уотерсу, Би Би Кингу или Джону Ли Хукеру: "Все, пора остановиться; больше играть нельзя". Я играл с Мадди за полгода до его смерти и могу сказать, что лучше он не играл никогда: сила оставалась при нем, потому что он хорошо научился беречь энергию. До самого конца этот человек умудрился сохранить творческую способность и сценические качества.

Я уже не мальчик и порой задумываюсь о том, как долго я смогу продолжать этим заниматься. Не знаю, и это незнание - самое лучшее, что может быть... Как я уже говорил, кто-то же должен выяснить, сколько это может продолжаться, и этим кем-то вполне могу оказаться я! (1991)