На русском языке выходит первая полная биография одной из главных фигур мирового рока – бесстрашного и бескомпромиссного Джима Остерберга, более известного широкой публике как Игги Поп. В ней британский журналист Пол Трынка с присущим ему талантом и остроумием описывает «головокружительные взлеты и катастрофические падения, блеск и нищету, гомерический смех и шекспировскую трагедию, ужасные опасности и страшные приключения красавца и чудовища в одном флаконе». На русский язык книгу перевела поэт и рок-музыкант Анна «Умка» Герасимова. По просьбе The City Кристина Сарханянц поговорила с ней о ее труде, отношениях с Игги Попом и музыке.
– В последние годы вы активно занимались переводами и изданием у нас литовской поэзии и других книг. Как вдруг посреди поэтического и литературоведческого мира возникла книга об Игги Попе?
– Ну, во-первых, литовская поэзия в моей жизни идет фоном последние лет десять или около того. Я этим занималась в институте, потом во второй присест на рубеже 1980–1990-х, потом – когда обрела более или менее постоянное жилье, стала разгребать архивы, нашла диплом (а он состоял из литовских и немецких переводов), порадовалась, что неплохо получалось, и решила потихоньку публиковать это дело самиздатом для друзей. Со стихами очень удобно и интересно жить – все время есть чем занять голову в дороге или перед сном, остается только свести воедино, отредактировать, и можно делать очередной выпуск.
Во-вторых, я, конечно, не планировала переводить эту огромную книжку Трынки, она у меня была, но я ее еще даже не открывала – написана она на очень рафинированном английском, а я его знаю весьма приблизительно, недаром и на Керуаках своих (в начале 1990-х Умка перевела романы Джека Керуака «Бродяги Дхармы» и «Биг Сур». – The City), и на кусках рок-биографий всегда пишу «перевод с американского». Американский английский я знаю и люблю, а через британский английский пробираюсь со словарем и скрежетом зубовным.
Но, видите ли, пристал с ножом к горлу редактор АСТ Максим Седьмов, честь ему и хвала. Где-то он раскопал, что я хорошо отношусь к Игги Попу и перевела его автобиографию I Need More 1982 года, и стал мне писать и звонить, мол, давайте вы возьметесь и за эту книжку. А у меня лежит еще один проект для ОГИ и, простите за нескромность, собственные дневники за 40 с лишним лет, которые я обязана набрать и опубликовать, а их целая полка тетрадок мелким неразборчивым почерком. Не говоря уже о других переводах и не переводах, которыми я занималась в тот момент, притом что основное мое занятие, самое приятное и интересное, – кататься по земному шарику и играть концерты, и я ненавижу сидеть за письменным столом и стучать по клавишам. Лестно, конечно, но совершенно не хотелось в это влезать.
Но Максим меж тем вцепился мертвой хваткой, да еще вежливый такой, славный, дедлайны переносит с легкостью необыкновенной (сначала это был прошлый Новый год – мне предлагалось перевести 400 страниц чуть ли не за два месяца, это все равно что от Москвы до Новосибирска за два часа доехать), а самое главное – шутки понимает, что редкость для нынешнего офисного молодого поколения. Кроме того, я подумала: ну окей, вот я жестко откажусь, и что? Уж как я мечтала «Жизнь» Кита Ричардса перевести, и за меня даже якобы замолвили какое-то словцо, но все равно не срослось. А тут в кои-то веки предлагают – сами! – перевести первую в стране книжку про любимого артиста, а я хвостом кручу. Непорядок. И я согласилась. Я бы, честно говоря, предпочла, чтобы издали I Need More уже по уму, а не самоделкой, но это невозможно: издательства того уже не существует, и за правами обращаться не к кому.
К слову сказать, материальный фактор тут вообще не задействован. То есть я за перевод этой книжки получила как за хороший концерт, ну, в крайнем случае – за два. Тут дело в принципе и, конечно, в самолюбии, в том, что меня как бы взяли на слабо (и сама я себя взяла), в тщеславии даже. Я ведь довольно тщеславный человек, что греха таить. В этом могу поспорить даже с самим героем книжки.
– Почему Игги Поп?
– Это целый разговор. Я его по молодости не слушала, как-то у нас другие фавориты были, и вообще в той компании и в те времена, в начале 1980-х, была в ходу больше английская музыка, чем американская. Даже не помню, были ли у нас пластинки The Stooges – наверное, нет. Когда я связалась с Борей Канунниковым (это мой муж и гитарист уже больше 20 лет), он стал активно посвящать меня в ту музыку, на которой висела их севастопольская компания: Заппу, Grateful Dead, Einstürzende Neubauten, Can, Капитана Бифхарта и так далее, Игги Попа в том числе. Grateful Dead я полюбила сразу и бесповоротно, а вот Игги что-то никак не пролезал. Сейчас даже представить себе это странно.
Фото: Martyn Goodacre/Getty Images
И тут в 2002 году оказывается, что Игги приглашен в качестве хедлайнера на фестиваль «Крылья» в Москву. Мне удалось через знакомых рок-журналистов достать пропуска на его пресс-конференцию в гостиницу «Балчуг». Тут со мной случилась удивительная вещь – сейчас, переведя книжку, я понимаю, что это в принципе случалось со всеми, что таково свойство его личности, это даже не харизма, а что-то более серьезное, на полузверином, полубожественном уровне. Мы уселись, ждем начала фотоколла, и тут из коридора появляется эта прихрамывающая фигурка и топает к нам. В этот момент я понимаю, что это моя любовь на всю жизнь. Необъяснимая, волшебная вещь. Дальше начинается этот базар, сначала фотографам разрешили снимать только первые пять минут, и, пока они щелкали, Игги смешно и страшно кривлялся. Когда время кончилось, пресс-секретарь кричит: «Все, больше нельзя!» – а Поп разулыбался, такой стал симпатяга и говорит: «Да фиг с ними, пусть снимают…» Я, кстати, нигде не могу в интернете достать фото и видео с той пресс-конференции, а ведь есть у кого-то наверняка. После этого у меня как пелена с глаз упала и с ушей, и я поняла, про что это, и, главное, почувствовала, как протягивается ко мне дружеская рука из-за океана, и ты уже не одинок. Но мне про этот эффект еще Боря говорил. После этого мы были на его концертах восемь, кажется, раз, вот сейчас поедем в девятый.
А в 2007 году я нашла в Сан-Франциско на каком-то удивительном складе андеграундной литературы его автобиографию I Need More, перевела просто для себя и для друзей и с тех пор не знаю уже, сколько нашлепала самиздатом экземпляров. Пыталась, кстати, самому передать с каким-то восторженным фанатским письмом, но, думаю, он даже внимания не обратил. Но это ничего страшного.
– Сколько времени в общей сложности заняла работа над переводом книги Трынки?
– Месяца три-четыре очень жесткой пахоты. Хорошо, что Максим нашел второго переводчика, причем я его знаю с детства, они с моим сыном дружили, а я – с его родителями. Это Андрей Бессонов, очень талантливый переводчик и отличный парень, тоже музыкант, между прочим. Я обрадовалась такому совпадению, мы быстро договорились, по какой схеме будем работать, и у нас все получилось.
– Как вы делили текст?
– Я продолжала переводить от начала к середине (и чуть больше – включая 12-ю главу), а он – от конца к началу (от 18-й главы до 13-й включительно), причем мы читали друг за другом, попеременно друг друга исправляя и все обсуждая и по телефону, и письменно. И это очень хорошо, он мне не давал халтурить (я-то оговорила возможность вольного перевода, что означало, что я могу скидывать непонятные места и разные трудные английские слова, а Андрей английский знает в совершенстве), и я редактировала в смысле стиля, делала текст лаконичнее и живее, чтобы не цеплялось и не торчало во все стороны. Зато нам в результате практически не понадобился редактор – каждый из нас был одновременно и переводчик, и редактор.
Кровушки мне эта работенка, конечно, попортила немало. Я вообще привыкла к свободному графику и терпеть не могу дедлайны: слово «дедлайн» вместо того, чтобы мобилизовать, приводит меня в ступор, и мозг вообще отказывается работать. Когда Максим это понял, он от меня отстал, и все пошло очень быстро. Самый ништяк был, когда я вернулась из очередной небольшой гастроли (Орша, Витебск, Смоленск), приехала на Белорусский вокзал, с разбегу воткнула блок питания в стенку и, не вставая десять часов, заканчивала общую редактуру и внесение правок. Это был ровно день сдачи рукописи по договору.
– Что было самым сложным в переводе?
– Самое сложное – английский язык в его классическом варианте. Трынка вообще очень большое внимание обращает на стиль и так называемый словарный запас – он у него раз в десять больше, чем у рядового автора рок-биографии. И вот это меня прямо выводило из себя, с американского-то я перевожу практически со скоростью набора текста, а тут можно было над одной страницей целый день колупаться. Но Андрюша пришел на помощь, и я воспряла.
Фото: Michael Ochs Archives/Getty Images
– Почему эту книжку нужно прочитать всем: и фанатам Игги, и тем, кто слышал о нем что-то по верхам?
– Кто слышал по верхам, может не читать. Вообще, она хороша прежде всего своей добросовестностью. Трынка – автор известный, он много писал о всяких гениальных безобразниках от рок-н-ролла, издавал прекрасный журнал Mojo, который я, кстати, несколько лет выписывала (точнее, мои друзья, и спасибо им), – и во всей этой работе нет постыдного и неосуществимого панибратского стремления сравняться со своими героями по уровню хулиганства и раздолбайства (как бывает у некоторых не уважаемых мною авторов), но нет и восторженного ботанически-фанатского сюсюканья, а есть спокойный и основанный на проверенных фактах подход понимающего цивильного друга. Всякий, кому посчастливилось быть рок-хулиганом, знает, что это самый лучший вариант: тут тебе и чайку с бутербродом нальют, и чистую постельку на пару ночей предоставят, и даже трешкой снабдят в дорогу. Вот такой возник у меня в процессе перевода образ автора. Мы с ним, между прочим, состояли в небольшой переписке по поводу толкования не вполне ясных мест, и он был неизменно вежлив, заинтересован и, что называется, helpful.
– За перевод чьей еще рок-биографии вы бы взялись?
– Ни за какие коврижки, хватит с меня! Впрочем, я прямо сейчас в процессе перевода большой автобиографии Томаса Венцловы (это, если кто не знает, прекрасный литовский поэт и интереснейшая личность), но она у меня уже частично была готова. Хотя, вообще-то, я, знаете, как многодетная мать: не успею одного выносить и родить в муках, глядь – уже следующий на подходе. Я бы хотела, например, перевести книжку про Grateful Dead, у нас их дома штук 20 разных, а по-русски о группе ничего толкового нет. Ну и другие есть интересные опусы: например, книга Билла Джермана про роллингов Under Their Thumb – прекрасные, местами очень смешные (что важно) воспоминания бывшего издателя их первого фэнзина; или, скажем, история одной малоизвестной подруги Фрэнка Заппы. Вот всякое такое, не мейнстримово-общеобразовательно-академическое, а инсайдерски-оригинальное. Но хочется это делать не из-под палки, без дедлайна, и хорошо бы за серьезные деньги. Потому что работа это адовая, а оплачивается она у нас крайне дешево. Неудивительно, что переводы (в том числе рок-биографий), как правило, оставляют желать лучшего – ну кому охота за копейки корячиться?
20 февраля